Хроники Дебила. Свиток 3. Великий Шаман - Страница 122

122

Самым неприятным было то, что Эуотоосик отнюдь не бахвалился и не корчил из себя героя. Скорее даже наоборот, его голос, несмотря на некоторую браваду, был безлик, взгляд потухший, а сгорбленные плечи и опущенная голова демонстрировали смирение калеки и пленника перед своими здоровыми хозяевами. Но пусть в его словах не было самодовольства, — зато там была абсолютная убежденность в том, что он говорит. Словно бы обреченный быть казненным на рассвете, констатировал что солнце утром встает на востоке, а вечером сядет на западе. И как бы ему самому не хотелось, чтобы эта последняя ночь никогда не заканчивалась, завтра в положенное ему время солнце обязательно взойдет на востоке, чтобы осветить его болтающееся в петле тело.

И от этой убежденности градус общего веселья как-то резко пошел в минус.

— Всегда что-то бывает первый раз. — Я срочно встрял в беседу, желая спасти празднество. — Там, у себя, вы, может быть, и сильны. Но тут вы столкнулись с врагом, которого не знали прежде. Потому вам никогда не одолеть ирокезов. Каждый раз, когда мы с вами встречались, — побеждали не вы, а мы!!!

Народ радостно загудел.

— Ведь и правда, — мы всегда побеждали своих врагов… Пусть и при своем подавляющем численном преимуществе, но ведь побеждали.

— На нашем Знамени, — продолжал я, не столько для Эуотоосика, сколько для своих ирокезов, — полно скальпов с черными волосами, они так же висят и на поясах многих наших воинов… У нас даже есть женщины, побеждавшие таких, как ты, и сдиравшие с них скальпы!

…Я еще хотел что-то сказать, но народ заглушил меня радостными воплями. — Что с того, что враг считает себя непобедимым? Тем больший нам почет его победить и тем больше добычи мы с него возьмем! А по этому случаю надо выпить, слопать очередной жирный кусок и затянуть героическую балладу о своих подвигах!

Веселье возобновилось с новой силой. Но и Эуотоосик побежденным не выглядел.

— Ты ведь понимаешь, — сказал он вполголоса, обращаясь как бы только ко мне и Леокаю, — что вас тут всего лишь горстка по сравнению даже с нашей ордой? А ведь за нами придут другие, их будет куда больше, чем ты даже можешь себе вообразить!

— Ты даже не подозреваешь, друг Эуотоосик, сколько народа я могу себе вообразить! — Шумящее в голове пиво малость развязало язык, но затуманило мозг. — Ты, блин, московское метро в час пик еще не видел.

— Чего? — чуть ли не хором спросили меня оба собеседника.

— Не важно, — отмахнулся я. — Вспомнилось кое-что из того, что я видел. Но фишка-то не в этом. Фишка в том, друг Эуотоосик, что еще пару лет назад, ирокезов вообще не существовало. Мы появились после того, как вы появились на этой земле… Можешь, коллега-целитель, считать, что мы ответ этой земли на ваше появление. Лекарство, если можно так сказать, от вас… И чем больше аиотееков тут появится, и чем больше народу вы обидите, тем полнее станут наши ряды. И тем непобедимее будут ирокезы!

…Я глянул на Леокая, постаравшись сделать это как бы невзначай. Ведь последние слова предназначались для него, и мне важно было видеть его реакцию. Кажется, она была вполне себе положительной.

— А скажи-ка мне воин, — вдруг спросил Леокай у Эуотоосика. — Вот ты недавно попытался убежать… Но бежал ты не на север, — в те края, куда ушло твое племя, а на юг… Ты надеялся там встретить кого-то из своих? Новую, как ты ее называешь, «орду», пришедшую из-за моря?

…Вот ведь блин! — Одно слово «Царь Царей», мне-то этот вопрос даже в голову не пришел, — думал, Эуотоосик просто следы путать пытался.

— Нет, — ответил пленник, но то, как он отвел глаза, лично мне показалось подозрительным. — В своей орде я больше никто. — С такой, раной как у меня, мне больше никогда не биться в общем строю оуоо. Шаман Дебил и правда хороший лекарь, раз сумел спасти мою жизнь, но вернуть мне прежние силы и ловкость не сможет даже он. — В походе от меня не будет никакой пользы, поэтому я решил просто вернуться домой, чтобы последний раз взглянуть на те края, где родился.

…Нет, — как-то это чересчур уж пафосно и сантиментально прозвучало, — хрен я поверю, чтобы матерый вояка-оуоо мечтал перед смертью понюхать цветочки, из которых в детстве плел себе веночки… Сильно сомневаюсь, что он вообще эти веночки плел, — скорее уж рубил цветочкам головы, воображая себя крутым всадником на боевом верблюде.

— И у тебя даже не появилось мысли предупредить своих о том, что за их спинами затаился опасный враг? — с насмешкой спросил его я.

— Да, воин, — горько вздохнул Леокай, словно бы сильно переживая из-за того, что произойдет дальше. — В моей охране есть один человек…, кстати из прибрежников будет, по которым прошлась эта ваша орда. У него даже камни начинают говорить, когда он их сильно-сильно об этом попросит. Ты тоже скажешь все что знаешь, когда он начнет охлаждать горящие угли в твоей плоти.

— …А я прослежу, чтобы ты не умер раньше времени, — добавил я угроз от себя. — Ты ведь умный человек, оуоо Эуотоосик. К тому же очень хороший лекарь. И ты понимаешь, что никто не сможет выдержать настоящую пытку. Особенно если тот кто будет тебя пытать, — будет делать это с холодной головой, — без злобы и ярости.

Ведь тут главное не причинять сразу самую большую боль, а усиливать ее постепенно. — Повернувшись к Леокаю, начал объяснять я, кося при этом взглядом на пленника. — Словно взбираешься на гору, — пусть маленькими шажками, но выше облаков!

Вот, к примеру, если начать с… — Тут я выложил своему пленнику почти все, что знал о пытках из книг и фильмов, поскольку где-то слышал или читал, что подобная ознакомительная лекция может быть страшнее самой пытки.

122