Хроники Дебила. Свиток 3. Великий Шаман - Страница 2

Вот кол’окол, ему, например, тоже очень понравился, причем, кажется, чисто эстетически, как источник звуков удивительной красоты, а не только как сигнальное средство. (Все-таки местные действительно обладают немного другим слуховым аппаратом или просто не избалованы не относящимися к природным явлениям звуками.) А когда он узнал, что кол’окол это мое личное изобретение, он, как мне показалось, впервые посмотрел на странного Шамана Дебила с особым уважением, как на Мастера, а не просто как на удачливого мошенника. Тут уж я, в качестве контрольного выстрела, поспешил обратить внимание Леокая на новую рукоятку Волшебного Меча и, раздуваясь от гордости, скромно признался в своем авторстве. Леокай был сражен наповал! Красота вещи, ее продуманная функциональность и особенности оформления явно произвели на него впечатление. Очень приятно было видеть на лице «доброго дедушки» какие-то искренние человеческие эмоции… Нет, правда, зуб даю, что после всех увиденных творений моих рук Леокай стал относиться ко мне совсем по-другому. Только вот мурашки, бегающие по спине от бросаемых им взглядов, кажется стали размером со слонов. Огромных, ледяных слонов, траурным маршем топающих по моей спине. Леокай явно просчитывал выгоды от разработки и внедрения меня и моих способностей в свою хозяйственную систему с последующей утилизацией за ненужностью!

Так что я подленько и трусливо поспешил спрятаться за узкую спину Осакат, отвлекая внимание от своей полезности ее скандальностью. Еще бы, юная девица царских кровей… Нечто невообразимое на голове, копье в руке, удерживаемое привычным хватом на сгибе локтя, широкий воинский пояс, на котором помимо женского разделочного ножика висели пара боевых кинжалов, топор и снятый скальп. Черноволосый скальп аиотеека, в местной иерархии ценных трофеев стоивший двух, а то и трех белобрысых или рыжих. Ну и самое главное — Статус! — Статус ученицы шамана. Это ли не гранд-скандаль в благородном семействе? Да увидав такое, не то что дедушка, а любой нормальный Хранитель Основ и Благопристойности, переваливший за средние года, должен был воспылать праведным гневом и обрушиться грозой на подобное безобразие, изрыгая громовые раскаты и пуляя молниями из глаз. А вот Леокай сделал вид, будто все нормально. Нет, не счел нормальным, а именно сделал вид. Видно, шаманская привычка наблюдать за людьми как-то уже отложилась в моем мозгу, и я сумел заметить тень недовольства, мелькнувшую по его лицу. Всего лишь тень, которую быстро сменила благожелательная улыбочка, сквозь которую посыпались заинтересованные вопросы дорогой внученьке типа «В какие же это она такие игры играет с топором и кинжалами?» и «Не клевее ли будет завязать на скальпе бантик, чтобы он хоть немножко стал похож на Барби?». Короче, шуточки и веселье вместо громов и молний.

Я же, распираемый от гордости искрой одобрения, мелькнувшей в глазах «доброго дедушки» при виде моих куличиков и прочих ребячьих поделок, самонадеянно отнес молчание и спокойную сдержанность Леокая на собственный счет. Мол мы (я) так круты, что даже могущественный Царь Царей Улота не хочет с нами ссориться из-за противоположной точки зрения на воспитание своей внучки. Ну не Дебил ли я после этого?

Когда я все-таки каким-то чудом преодолел полосу прибоя и пусть в синяках и избитый, но целый выбрался на берег, то буквально пополз к зарослям «водорастущих» деревьев. Подняться на ноги не было сил, а пить хотелось страшно. Увы, деревья росли не вокруг ручейка, ключа или речушки, скорее уж, они обрамляли что-то вроде болотца, густо заросшего ряской и тиной, лишь с редкими проблесками водяных окошек. Но мне сейчас было пофигу, жажда так измотала меня, что ни жуткие микробы и прочая грязь, ни даже явственный привкус соли, присутствующий в воде, меня не остановили. Я хлебал воду, пока не стошнило. А потом продолжил хлебать.

Испытание жаждой, настоящей жаждой, а не лимитированным ограничением воды, как это бывало раньше, это, пожалуй, было самое мучительное, что я перенес в Этом и Том мирах. Голод, холод и раны — это фигня по сравнению с жаждой. Особенно когда испытываешь эту жажду, находясь буквально посреди моря невозможной для питья воды. От этого крыша едет с ходу и напрочь. Еще сутки, и я бы подох не от жажды, а от собственного безумия. Так что даже сейчас, когда мое пузо разрывалось от переполнявшей его болотной воды, я никак не мог выбраться из этого облюбованного змеями, комарами и прочим гнусом местечка и выползти на обдуваемые ветрами просторы степи.

А может, оно и к лучшему. Если хорошенько подумать, то мое нынешнее положение немногим лучше того, в котором я оказался, впервые очутившись в этих степях. Ну, допустим, сейчас я неплохо вооружен, да и с голоду не умру. Хотя и особых разносолов мне вряд ли достанется, оленя там, быка или лошадь мне один хрен не завалить даже с нынешним опытом выживания в этих краях. Но сурки, кролики и прочая мелочь, вполне достаточный источник мяса, чтобы не подохнуть с голоду.

Но вот то, что некому, абсолютно некому прикрыть мою спину или подежурить во время сна — вот это резко снижает шансы на выживание. Опять я остался наедине с неласковой дикой природой и опять чувствовал себя дебилом не по имени, а по способностям, бесполезный Мунаун’дак — «старый ребенок», не способный позаботиться о себе сам!

Впрочем, одиночке, будь он даже из местных, не говоря уже о таком неумехе, как я, одному долго в степи не протянуть! Все по той же причине — некому прикрывать спину, а жизнь в постоянном страхе и готовности отразить нападение со всех сторон быстро изматывает. А с усталостью притупляется и бдительность, ты становишься слаб и неаккуратен и живо попадаешь на зуб тигру… Да даже простого перелома ноги в результате неосторожного попадания в норку сурка вполне хватит, чтобы убить человека. Обездвиженность — это смертный приговор, не подлежащий обжалованию. Либо голод, либо хищники прикончат меня с вероятностью в сто процентов.