Хроники Дебила. Свиток 3. Великий Шаман - Страница 20

За большинство местных жителей этот выбор делает сама жизнь. Зайчата умирают еще детьми. Мне же пришлось этому учиться. Долго учиться. Но я, кажется, был не самым плохим учеником и кое-что усвоил.

А еще я тут понял, что искать компромиссы в некоторых случаях абсолютно бесполезно. Этот мир пока не дорос до компромиссов. Стоит только начать заниматься этим неблагодарным делом, и вместо компромисса быстро найдешь еще больше проблем. Все решат, что ты слабак, а со слабаком считаться незачем. Слабака просто затопчут.

Потому-то, когда наш оикияоо демонстративно плюнул мне в миску с размазанной по донышку кашей, когда я потребовал наполнить ее полностью, я ткнул эту миску ему в рожу, закрывая обзор, и влепил со всей дури ногой по голени, благо на мне все еще оставались «горные» ботопортянки с толстой и прочной подошвой. Потом понадобилось еще три-четыре боковых удара, чтобы снести этого урода с ног. Мужичок был хоть и ниже меня на полголовы, но башку имел чугунную. Я еще успел пару раз пнуть упавшую тушку по ребрам, а потом на меня навалилась вся остальная оикия и быстро заставила пожалеть о содеянном.

Очнулся я уже в темноте, а значит, прошло как минимум часов шесть-семь. Никто мне даже плошку воды не поднес, а двигаться было мучительно больно. Я слизывал ночную росу с травы, чтобы утолить жажду, и делал все возможное, чтобы не доставить удовольствие своим врагам, начав скулить от боли.

А наутро состоялся очередной в моей жизни неправедный суд.

Чего там пел-заливался наш Самый Главный Босс, я, ясное дело, не понял. Мне лично вообще слова не дали сказать, как, впрочем, и моим сослуживцам. Однако приговор говорил о многом. Не только меня, но и всю оикия приговорили к порке!

Кстати, интересное наблюдение. Судя по спинам моих «однополчан», порка тут была делом естественным и обычным. А вот Гит’евек и другие ирокезы из «забритых» ее никогда не применяли во время обучения молодняка.

Насколько я понял, среди дикарей вообще существовало только три вида наказания: общественное осуждение; изгнание из племени и смерть. (Детишек лупят, только чтобы до них лучше дошли незыблемые отеческие мудрости.) Хотя последние два означали примерно одно и то же и смерть, наверное, была даже более гуманным наказанием. А вот тягость общественного порицания современному мне человеку понять, пожалуй, практически невозможно. Тут оно воспринималось намного трагичнее, чем мы можем себе представить. Когда живешь в довольно тесной общине, любое понижение твоего общественного статуса воспринимается очень болезненно. Весь. Повторяю, ВЕСЬ МИР смотрит на тебя с осуждением, брезгливым сочувствием и жалостью. И никуда от этих взглядов не укрыться и не спрятаться в забвении толпы. Потому-то калеки обычно и предпочитают «изгонять» себя самостоятельно, чем терпеть сочувствующие взгляды, приказы и окрики тех, кто вчера был на равных с тобой. Презрение горше смерти!

Ну а изгнание или казнь это настолько редкий случай, про которые за всю мою бытность тут я слышал лишь в балладах, но не разу не видел воочию. Все-таки каждое племя — это отдельная семья. И надо очень сильно набедокурить, чтобы родня захотела избавиться от тебя настолько радикальным способом.

А вот подобное «дозированное» наказание, как порка, — своеобразный аналог смерти, только как бы наполовину или четверть. Это, видимо, уже прерогатива более развитой цивилизации. Той, где внутриплеменные связи настолько ослабли, что просто общественного осуждения стало недостаточно для наказания провинившегося члена. И лишь хорошенько ободрав ему спину плетью, можно внушить уважение к правилам и законам. Вот как мне.

Ну да и пофигу. Сначала я посмотрел, как вся моя оикия получила по шесть ударов не слишком длинной многохвостой плетью, какой обычно оуоо подгоняют своих зверюг. Потом на моих глазах все двенадцать схлопотал мой соперник. А я, можно сказать, всех надул. Накануне меня так качественно отделали, что я отрубился уже на втором или третьем ударе и ничего не помнил. Даже сколько мне дали плетей — двенадцать, как моему сопернику, или больше, так и осталось для меня тайной.

Потом, конечно, спина дико болела, спать я мог только на животе (первую ночь я вообще заснуть не мог, пока не нашел в степи обезболивающий корешок и валерьянку. Но днем они помогали слабо, ибо нажраться и забыться не получалось, надо было идти дальше, причем своими ножками. А слабость была жуткая, и каждое неловкое движение заставляло корчиться от боли). Но я ни о чем не жалел! Во-первых, на целую неделю я был освобожден от всех работ, занятий и перетаскивания тяжестей, пока раны на спине более-менее не зарубцевались. Во-вторых, обидевший меня оикияоо был понижен в звании (как я понял, «в связи с утратой авторитета в результате проигрыша подчиненному»). А в-третьих, благодаря порке, приобрел нескольких приятелей.

До той поры я «тянул лямку» в элитной оикия коренных аиотееков. Все мои сослуживцы были сплошь черноволосыми коренастыми крепышами изъясняющимися посредством мелодичного пения, щеголявшими в неплохих доспехах и с бронзовым оружием. После драки, видимо, в виде наказания, меня перевели в оикия «низшей лиги», состоявшей в основном из белобрысых прибрежников, хотя была и парочка длинновязых степняков.

Коренным аиотееком тут был только наш оикияоо, но это был довольно зрелый мужик, с одной стороны, державший нас в ежовых рукавицах, а с другой, умевший соблюдать в этом меру. Малейшее проявление лени или небрежность, и следовал удар хлыста или просто зуботычина, но вот издевательств ради развлечения не было. Даже от остальных членов отряда. Этот парень понимал, что ему вместе с нами идти в бой, и умел соблюдать баланс между жесточайшей дисциплиной и сохранением лояльности подчиненных. Мне бы такого парня пару месяцев назад на разделку коровкиных туш… Он бы порядок быстро навел.