— У нас таких еще пять штук, — добавил я. — И еще двенадцать с волчьими хвостами, верблюдов скоро приведут сюда, и ты сам сможешь в этом убедиться.
На Эуотоосика стало жалко смотреть. И мне показалось, что расстроился он не столько из-за того, что посланная помощь за ним не придет. — Нет… Кажется мы разрушили какую-то его большую легенду, представление о необычайной крутизне этих самых шлемасто-волчехвостых вояк. Но жалеть его сейчас было нельзя. Так что в качестве контрольного выстрела я добавил: — Мы потеряли четверых.
— Ты лжешь, — рявкнул он на меня, но уже как-то без особой убежденности. — Волки Великого Походного Вождя Сууообчеека отдают свои жизни только в обмен на двенадцать вражеских!
— …Знаешь, — максимально нагло улыбнулся я, глядя ему в лицо. — Когда я жил… в родном поселке… на Великой Окраине, — рядом со мной рос один парнишка. Кру’тышка его звали. Он был самым сильным и ловким среди всех нас, и никто из мальчишек не смел выступить против него… А потом его съел тигр.
Кру’тышка вообразил, что он настолько силен, что никто не сможет с ним справиться, потерял осторожность и поплатился за это. Тигр, — больше, быстрее и сильнее человека, и как бы силен и смел ни был человек, для тигра он лишь добыча!
Вы, аиотееки, пришли сюда из-за моря и вообразили, что раз там, у себя, никто не смеет мериться с вами силой, то и тут все будут вести себя так же. Вы ошиблись. Это у себя там, далеко за морем, вы хищники, а тут вы лишь добыча.
…Те, которые пришли перед вами, могли бы тебя это подтвердить…, если бы остались живы. Впрочем, возможно, кто-то из них и спасся, после того как мы их разбили. Вероятно, бедолаги побежали на запад… В лучшем случае они умрут от голода и жажды в тамошних степях, а в худшем — дойдут до Вал’аклавы, которая почти так же могущественна, как и Великая Окраина, и их там сделают рабами.
Эуотоосик надолго задумался. Раны его уже почти зажили. Однако боюсь, что прежней крутизны или хотя бы прямой спины ему не светит. Ходил он, сильно изогнувшись на один бок и будто прихрамывая, хотя в ноги ранен и не был.
Видать вражеское (или лучше сказать «дружеское», «союзническое»?), копье повредило какие-то мышцы спины, и теперь это не позволяет ему даже нормально стоять. Я из-за этого даже чувствовал некоторую неловкость, — ведь пострадал-то он из-за моей подставы. И лихой вояка в результате превратился в жалкого калеку…
— Ты лжешь мне, — наконец подвел Эуотоосик итог своим размышлениям. И на сей раз его голос звучал холодно и спокойно. — Если бы вы и правда были бы так сильны, — тебе не пришлось бы прибегать к подлостям и хитростям! Истинному воину не надо скрываться за ложью. — Его оружие и его верблюд! — Они побеждают за него, а не лживые речи!
— Да уж… — лишь усмехнулся я. — Твой верблюд много наговорил за тебя! Иногда мне кажется, что он тебя поумнее будет, потому что не стал брыкаться и дергаться, а сразу нам покорился!
…А сила оружия… Она лишь для тех, кто не владеет силой ума. Вы эту силу не цените. А напрасно. У нас в Великой Окраине способный побеждать лишь силой своего ума мудрец ценится куда выше махающего дубиной или копьем вояки. Мы выделяем таких людей в отдельную касту и почтительно зовем их «Бот’аниками». Что означает «Познавшие все тайны мира!»
Но я еще не бот’аник. Я только учусь, пытаясь заслужить это высокое звание. Но даже я лишь одной только силой своего ума и магии смог направить всю вашу Орду в голодные и холодные степи. И, может быть, мне это зачтется и я удостоюсь стать кандидатом в бот’аники.
…Ты надеялся, что аиотееки найдут на севере землю обетованную и путь на небо? Они найдут там лишь смерть и путь в загробный мир… Никто не способен выжить в тех краях зимой… А ведь то, что ты видишь и чувствуешь сейчас, это только ее начало. Скоро ударят настоящие морозы и выпадет снег, в котором утонет даже твой верблюд. Аиотеекам нечем будет обогреть себя и раздобыть пищу. И вернуться обратно они тоже не смогут, — не пустят снега.
…А потом, когда весной снег растает и в степи вернется тепло, посланные мной воины пойдут туда и соберут добычу. И вся ваша Орда будет уничтожена лишь силой ума одного человека!.. Так что ты там говорил про свое оружие?
Эуотоосик в ответ лишь промолчал… Сдается мне, он и сам был ботаником и в свое время натерпелся насмешек от разных идиотов, похваляющихся силой мышц и презирающих тех, кто изучает книги (если они у аиотееков есть) или возится с травками или камешками. Так что целая страна, где мозги ценятся куда выше мышц, — это не только его заветная мечта, но и некий огромный страх.
Идти против такой силы для него тоже самое, как для меня вести своих ирокезов против армии, вооруженной огнестрельным оружием… Только я один буду осознавать силу этой армии и этого оружия, понимая беспросветность попытки воевать с ней в открытом бою…
— Так чего ты от меня хочешь? — Эуотоосик наконец поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. — Мне не кажется, что ты пришел просто для того, чтобы посмеяться надо мной.
— Вот тут ты прав, — довольно кивнул я. Кажется грозный оуоо наконец-то пошел на сотрудничество. — Смеяться над тобой я не стал бы. Потому что мы с тобой очень похожи. Живи ты у нас, — тоже наверняка бы стал бот’аником, потому что ты из тех, кому хочется заглянуть глубже, чем видят твои глаза, и найти истинный смысл очевидного.
И только поэтому ты до сих пор жив. Ибо у нас считается плохой приметой убивать людей, подобных тебе и мне. (После кнута стоит угостить пленника и пряником.) Мы ценим ум даже в наших врагах.